Погребения с головными венчиками и очельями как показатели этнокультурных и политических процессов на Верхнем Псле в XI в.

(по материалам Гочевского курганного некрополя)

А.Г. Шпилев

ученый секретарь Курского

государственного областного

музея археологии

Статья размещена на сайте с любезного разрешения автора.

Выходные данные статьи: "Куликово поле и Юго-Восточная Русь в XII-XIVвв"

Тула:- издательство ООО РИФ "ИНФРА" 2005г. Стр. 192-245

© А.Г. Шпилёв 2004 г.

XI столетие стало временем, когда объединенная первыми Рюриковичами конфедерация восточнославянских, балтских и финно-угорских племен превратилась при Владимире Святославиче и его сыне Ярославе Мудром в мощное раннефеодальное централизованное государство, ставшее колыбелью единой древнерусской народности. Процесс ее сложения зависел от многих факторов, и даже на территории одного племенного союза у разных общин скорость нивелировки этнокультурных особенностей могла колебаться в пределах 50 – 100 лет.

Ярким примером такого хронологического запаздывания является ситуация, сложившаяся в конце X – начале XII веков на территории современной Курской области.

Превращение Курска в административно-политический центр одноименной волости и размещение здесь резиденции назначаемых из Киева посадников-«властелинов» приводит к тому, что в «Посемье [1] именно курская округа уже в первой половине XI в. теряет этнографические признаки ... На фоне наибольшей плотности населения микрорегиона в предшествующее время этот факт является доказательством тому, что Киевское государство придавало решению задачи скорейшей государственной колонизации этой территории особую значимость» [13. С.44].  

В это же время обитавшие в пограничных районах Верхнего Псла группы северян не только продолжают сохранять этнографическую самобытность, но и на протяжении всей первой половины XI столетия активно влияют на культурные и политические процессы, протекающие в этом регионе. Об этом свидетельствуют материалы, полученные при исследовании курганного некрополя, расположенного в 2 км к северо-западу от с.Гочево Беловского р-на (ранее Обоянский уезд) Курской области. Еще в начале XX в. могильник насчитывал 3648 насыпей, но большая их часть была уничтожена распашкой. В 2000 г. было зафиксировано всего 317 курганов, из которых лишь 65 не имели следов раскопок начала XX в., старых и современных грабительских ям [7. Л.40]. Курганный некрополь входит в Гочевский археологический комплекс, также включающий в себя два городища («Царский дворец», «Крутой курган»), два селища и грунтовый могильник.

На территории Курской области изучено несколько курганных могильников рассматриваемого времени, но все они уступают Гочевскому по количеству исследованных захоронений. Так, если на Горнальском курганном могильнике (Суджанский район) было изучено 117 курганов со 144 погребениями, из которых 122 относятся к XI – XII вв. [17. С. 122], а в Липино (Октябрьский район) в 66 курганах обнаружено 80 захоронений конца X – начала XII вв. [3.Л.1], то за столетнюю историю изучения Гочевского курганного некрополя ученые исследовали 651 курган с 660 захоронениями [2]  конца X –первой половины XII вв. Именно это и определило выбор данного памятника при попытке реконструировать этно-культурную и политическую ситуацию на юго-западных границах Курского края в эпоху исчезновения племенных образований [3].

Среди 168 достоверно женских погребений [4] (по инвентарю или параметрам костяка) выделяется 50 комплексов (29,7%), в состав погребального инвентаря которых входят билоновые налобники-«очелья» и головные венчики с пластинчатыми назатыльниками. Некоторые исследователи жестко привязывают эти украшения к определенным возрастным группам (очелье – деталь девичьего убора, венчик – статусный признак замужней женщины), однако для Гочевского курганного могильника возрастной признак не является определяющим, так как здесь зафиксированы и ребенок с не заросшими черепными швами, и подростки, и зрелые женщины, и старухи. Объединяет же эти захоронения не возраст, а наличие в составе погребального инвентаря каждого из них очелий и венчиков, а также относительно небольшой (конец X – начало XII вв.) период существования этих комплексов. Что, в свою очередь, может свидетельствовать о принадлежности их владелиц к определенной социальной прослойке, вероятно, занимающей достаточно высокое положение в иерархии местного общества.

Очелья (называемые Д.Я. Самоквасовым налобниками, В.С. Львовичем – венками, а П.С. Рыков и В.Н. Глазов – венчиками) представляют собой узкую тонкую ленту из раскованного серебра. Длина опубликованных гочевских экземпляров колеблется в пределах 45 – 46 см, ширина от 1,5 до 2 см. Лишь однажды П.С. Рыковым в кургане №106 были зафиксированы обломки очелья, «весьма широкого в сравнении с прежде найденными» [6. Л.162 – 164], однако параметры находки приведены исследователем не были. Края очелий сужались и загибались в петли-крючочки длиной 0,5 – 1 см (Рис.1). По мнению В.Н. Глазова, эти петли предназначались для закрепления очелья ниткою на затылке [2. Л.12]. Для этой же цели могли служить и две золотостеклянные бусины, расположенные на концах очелья из кургана №68 [6. Л.124 – 125]. В кургане №35 очелье имело отверстия для ниток, прикреплявших его к головному убору [6. Л.74 – 76].

На территории области зафиксирован еще один похожий случай крепления очелья. В 1949 г. П.И. Засурцевым, при исследовании синхронного Гочевскому некрополю Липинского курганного могильника (Октябрьский район), в кургане №3 группы II был обнаружен «налобник», состоящий из медной [возможно, окислившееся серебро – А.Ш.] пластины шириной 20 мм и толщиной 1 мм, нашитой по краю на подкладку из свернутой вдвое кожи, значительно выступавшей сверху за пределы очелья [4. Л.17]. Т.е., как и в случае с очельем из кургана №35 липинский «налобник» уже не играл роли самостоятельного компонента головного убора, превратившись в его декоративный элемент [5].

Но если в Липино такой переход, вероятно, уже был свершившимся фактом (очелье декорировало головной убор с жесткой кожаной основой, возможно, шапочку или венец), то в Гочево этому случаю можно дать и другое объяснение. Ни в одном из гочевских захоронений с венчиками и очельями не зафиксировано присутствие головных уборов на жесткой подкладке. Наоборот, исследователи достаточно часто отмечают на головах погребенных остатки полотняных тканей. В том же кургане №35 на черепе «сохранилось много нитей, составлявших какую-то ткань, скорее всего платок», к которому и крепилось очелье. В Липино найденное очелье является единственным, в Гочево же этот тип украшений представлен достаточно широко и лишь однажды исследователи зафиксировали факт его крепления непосредственно к головному убору. Учитывая то, что в кургане №35 была похоронена очень старая женщина, можно осторожно предположить, что в данном случае очелье было прикреплено к платку лишь с целью уменьшения количества операций, производимых пожилым человеком во время надевания головного убора.

Всего на Гочевском курганном некрополе было обнаружено 36 пластинчатых очелий. В это число включен и «венок», найденный В.С. Львовичем в кургане №28 на голове женского скелета [5. Л.61]. Сомнения вызваны размытостью термина, вследствие чего не совсем понятно, какой тип головного украшения описывает исследователь.

Ареал распространения неорнаментированных пластинчатых серебряных очелий с оформленными в виде крючков концами в основном охватывает южные области Северской земли. В северо-восточных и северо-западных районах Руси бытовали аналогичные пластинчатые венчики, однако если на юге встречены только крючкоконечные очелья, то в северных захоронениях известны неорнаментированные экземпляры из бронзы и серебра с круглыми отверстиями на концах или с оформлением суженных концов в виде трубочек. Ряд очелий последнего типа был обнаружен в курганных могильниках новгородских словен XI – XIV вв. [16. С.91]. Вопрос о возможной привязанности пластинчатых очелий с различным завершением концов к конкретным районам Руси пока не решен, что делает вполне корректным (в качестве рабочей версии) предположение о связи обнаруженных в центральных и северных областях (Володино Вологодской обл., Митино Московской обл., Кветунь Брянской обл.) неорнаментированных серебряных крючкоконечных очелий с переселенцами из южных районов Северской земли, принесшими на новое место жительства привычный для себя тип украшений.

Одной из таких переселенцев могла быть пожилая женщина, похороненная в кургане №53 Кветуньского могильника (Брянская область). В состав ее погребального инвентаря входили раннегончарный горшок волынцевского типа с прямым венчиком и линейным орнаментом, очелье «из серебряной ленты шириной 3 см с крючочками», маленькое бронзовое кольцо-серьга, три семилучевых серебряных кольца [30 вариант V группы по Е.А. Шинакову – А.Ш.], «серебряная дротовая тордированная гривна с петлей на одном конце и с головкой в виде цветка – на другой», 5 бусин (многогранная хрустальная округлая, сердоликовая призматическая восьмигранная, 3 голубоватые бисерные) и серебряный дротовый браслет с утолщающимися концами [19. С. 206 – 207]. Бросается в глаза характерная для древнерусских дружинных центров смесь разноплеменных элементов, когда наряду с южным очельем присутствуют височные кольца местного «кветуньского» типа и гривна, аналоги которой М.В. Фехнер считает импортом из Финляндии [24. С.59].           

Головные венчики представляют собой перекрученную по всей длине тонкую серебряную проволоку, имеющую форму обруча с заходящими концами, один из которых недалеко от края расплющен и скатан в трубочку. Диаметр венчика колеблется в пределах 14 – 16 см, толщина проволоки 0,3 — 0,5 см, длина назатыльника 8 – 10 см, ширина 5 – 6 см (Рис.2, Рис.11, 12, Рис.13). Вес хранящихся в фондах КГОМА экземпляров с сохранившимися назатыльниками колеблется от 34,8 до 40,8 (34,8; 36,5; 36,8; 37,5; 38,3; 40,8) граммов. Всего на Гочевском курганном некрополе было обнаружено 34 головных венчика.

Однотипность параметров венчиков (так же как и очелий), делает возможным предположение о наличие общего стандарта при их изготовлении. Индивидуальная же подгонка под определенный размер производилась при помощи фиксирования концов венчика нитью или лентой. Об этом могут свидетельствовать небольшие колечки, помещенные в петли, образовавшиеся при закреплении на дроте раскованных концов венчиков из исследованных Д.Я. Самоквасовым курганов XLIII (одно колечко – КМА 156/19/166) и XLVIII (два кольца – КМА 156/19/165) (Рис.2).

Если Д.Я. Самоквасов и П.С. Рыков однозначно считают венчики («наголовники») головными украшениями, то В.Н. Глазов относит «скрученное из серебряного дрота и с широким лотком в виде тонкой трубки» изделие к шейным гривнам. Однако, изображения захоронений в «Дневниках» Д.Я. Самоквасова и П.С. Рыкова убедительно свидетельствуют о нахождении венчика или под черепом, или на нем, причем иногда в непосредственной близости с очельем (Рис.3, Рис.13). Так, при исследовании кургана №54 П.С. Рыков отмечал, что «на затылке черепа сходятся вместе, направляясь на лоб, венчик и наголовник» [6. Л.102 – 103]. А среди хранящихся в фондах КГОМА гочевских коллекций Д.Я. Самоквасова имеется череп женщины лет сорока, с четким полукруглым следом зеленого цвета оставленного венчиком на его левой височной части.

Высокая пластичность материала, позволявшая расковывать серебряную проволоку в тончайшую пластину, объясняется особенностями сплавов, из которых изготовлялись эти изделия. Эмиссионно-спектральный анализ ряда серебряных украшений, обнаруженных Гочевской древнерусской экспедицией в курганных захоронениях XI – первой половины XII вв., показал высокое содержание в них меди (29 – 39 %) и свинца (до 8 %) наряду с незначительным присутствием олова и цинка [22. С.384]. Сравнение результатов анализа серебряных украшений из Гочева с результатами анализа украшений Горнальского городища (Суджанский район), а также тиглей Переверзевского II городища и поселения у с.Жерновец (Золотухинский район) позволяет отметить еще одну интересную особенность. Если в датированных второй половиной X – первой половиной XI вв. находках содержание меди достигает 45 % (в тиглях) – 65 % (височные кольца и браслеты), то в гочевских украшениях XI – начала XII вв. оно не превышает 30 – 40 %. То есть, с прекращением поступления в этот регион арабских дирхемов удельная доля серебра, используемого местными мастерами при изготовлении украшений, не только не уменьшилась, но даже весьма ощутимо выросла.

Пытаясь реконструировать гочевский погребальный головной убор с очельем и (или) венчиком автор исходит из того, что его основой служил полотняный платок. Он мог крепиться на голове посредством завязывания его концов или при помощи пришитой к нижнему краю тесьмы. В одном случае был установлен цвет полотнища. П.С. Рыков в кургане №54 на черепе погребенной обнаружил под венчиком и очельем «плохо сохранившиеся остатки материи красновато-коричневатого цвета» [6. Л.102 – 103].  После того как платок был надет, вдоль его нижнего края крепилось очелье, фиксируемое на затылке при помощи накручиваемых на его концы-крючочки ниток. Вероятно, задняя часть очелья была скрыта под свободно свисающим концом платка, который могли украшать пучки лент, прикреплявшиеся к убору посредством привязывания к нитяным петлям или к специально пришитым сзади браслетообразным височным кольцам, как это было обнаружено П.С. Рыковым в кургане №1 (Рис.4). Под затылочной костью погребенной женщины «между венчиком [очельем – А.Ш.] лежали позеленевшие волосы и, возможно, часть материи. Здесь же находилось три медных височных кольца [браслетообразные серебряные с заходящими концами, диаметр 7 см – А.Ш.] и два медных бубенчика. Очевидно, кольца были прикреплены к венчику или пришиты к материи на затылке и служили, таким образом, одной из частей головного убора» [6. Л.6 – 8]. Возможно, после появления головных венчиков ленты и другие украшения подобного рода стали помещать в пластинчатые назатыльники, внутри которых исследователи не раз находили остатки полотняных нитей и волос.

Все комплексы с головными венчиками и очельями распадаются на три группы:

Группа I – только очелья. 16 комплексов (32 %): Д.Я. Самоквасов 1909 г. – LVI, LXXIII, LXXVI, LXXXI, LXXXII, LXXXV; П.С. Рыков 1912 г. – 1, 41, 44, 58, 68, 106; В.С. Львович 1913 г. – 13, 28; В.Н. Глазов 1913 г. – 13, 39.

Группа II – очелья и головные венчики. 20 комплексов (40 %): Д.Я. Самоквасов 1909 г. – XXXVII, XXXVIII, XXXIX, XL, XLI, XLII, XLIII, XLIV, XLV, XLVI, XLVIII, L, CXIII, CCLX; П.С. Рыков, 1912 г. – 35, 45, 54, 59; В.Н. Глазов 1913 г. – 91; В.Н. Глазов 1915 г. – 32.

Группа III – только головные венчики. 14 комплексов (28 %): Д.Я. Самоквасов 1909 г. – XLVII, LI, LII; П.С. Рыков, 1912 г. – 60; В.Н. Глазов 1913 г. – 5, 7, 100, 101; В.Н. Глазов 1915 г. – 10, 35, 36, 57, 79, 81.

В погребениях I группы было обнаружено 5 спиралевидных (1 погребение), 7 семилопастных (2 погребения) и 77 проволочных кольцеобразных (13 погребений: 43 браслетообразных [6] в 8 погребениях, 13 перстневидных в 7 погребениях, размер 11 в 3 погребениях не известен) височных колец. Несмотря на то, что последний тип колец преобладает, непосредственно у черепа их найдено лишь 41 экземпляр (9 погребений). При этом только 26 колец (5 погребений) располагалось у висков, 4 (2 погребения) на затылке и 11 (4 погребения) обнаружено в районе уха и нижней челюсти. Последние, возможно, были вдеты в кожаные и полотняные ленты-подвески или использовались в качестве серег. Свидетельством последнего может служить находка Д.Я. Самоквасовым в кургане XCIV «8 колец, связанных ремешком», оказавшемся, согласно заключению проведенного в 2004 г. патологоанатомического обследования, мумифицировавшейся под действием окислов ушной раковиной (КГОМА 125/19/67).

В двух погребениях по одному височному кольцу было найдено у правого локтя, 3 в 1 погребении – у фаланг правой руки и 25 колец (7 погребений) входило в состав нагрудных ожерелий. К сожалению, не совсем понятно, как эти кольца соединялись с бусами, поэтому представленный на рис.12 вариант является лишь одной из возможных интерпретаций. Интересно отметить, что в погребениях с браслетообразными височными кольцами на груди полностью отсутствуют височные кольца у черепа и наоборот. Лишь в одном погребении (курган № 41) кольца на груди и голове совмещались, а в другом (курган LXXXV) височные кольца полностью отсутствовали. 

Кроме очелий в состав погребального инвентаря всех захоронений I группы входят бусы (стеклянные зонные, кольцеобразные, цилиндрические одноцветные (синие, желтые, зеленые), синие биконические, зонные орнаментированные (желтые с красной волной), ребристые цилиндрические, синие, зеленые, золото- и серебростеклянные лимоновидные пронизки, «треугольные» коричневые с желтыми глазками, синие белоромбические; золото- и серебростеклянные зонные, ребристые цилиндрические, цилиндрические, боченкообразные; сердоликовые бипирамидальные; аметистовые и «глиняные»), привески (4 погребения: 1 – монетовидные брактеаты немецких денариев X – XI вв. и 3 – бубенчикообразные), бубенчики с крестообразной прорезью (10 в 5 погребениях, из них 6 в 3 погребениях у головы, 4 в 3 погребениях на груди), 1 «аксельбант», браслеты (11 в 7 погребениях – серебряные дротовые с расширяющимися концами (7 в 4 погребениях), бронзовые с заходящими концами (2 в 1 погребении), бронзовый петлеконечный витой (1 в 1 погребении), в одном погребении тип браслета не установлен), перстни (15 в 9 погребениях – проволочные, «усатые», ложновитые, пластинчатые орнаментированные, один красный стеклянный перстень), шиферное пряслице, пуговицы, круглая фибула (Рис.10), железные ножи (5 в 5 погребениях) и три дротовые плоско-треугольного сечения гривны, заходящие концы которых были оформлены в виде розеток. Две гривны украшены орнаментом «волчий зуб» (Рис. 4, Рис.10). Обнаруженная в кургане №1 (Р 1912) гривна на прорисовке не имеет розеток. Вероятно, навершия были утеряны позднее, т.к. во время расчистки погребения П.С. Рыков обнаружил «гривну с двумя круглыми выпуклыми шляпками» [6. Л.6 –8].  

Анализ погребального инвентаря позволяет ограничить время существования I группы концом X – первой четвертью XI вв. Об этом свидетельствует присутствие только в этой группе синих призматических белоромбических (курган №1 Р 1912, курган №39 Г 1913) и зонных желтых с красным волнистым орнаментом (курган №41 Р 1912) стеклянных бус, бытовавших на Руси в конце X – первой четверти XI вв. [20.С.98; 29.С.85].

О времени существования комплексов I группы может свидетельствовать и присутствие среди погребального инвентаря кургана №58 (Р 1912) круглого красного стеклянного перстня с уплощенной внутренней стороной. Согласно Ю.Л. Щаповой, на территории Руси полные аналогии этому византийскому украшению были найдены только в Новгороде. Один из двух новгородских перстней датируется началом XI в. (25-й ярус, построен в 1006 г.), второй – третьей четвертью XI в. (22-й ярус, построен в 1076 г.). По мнению исследовательницы, немногочисленность и редкая схожесть гочевских и новгородских находок делает возможным предположение об изготовление этих предметов жившим в Киеве мастером-византийцем [27. С.98]. Поскольку продолжительность деловой активности мастера в средние века не превышала 25 – 30 лет [28.С.159], время появления этих перстней так же укладывается в конец X – первую треть XI вв. Выпадение второго новгородского перстня в слой третьей четверти XI столетия могло быть обусловлено самыми разнообразными причинами субъективного характера (передача внутри семьи, случайная находка при нарушении культурного слоя и т.п.).

Еще в одном погребении I группы (курган №68 Р 1912) было обнаружено плоско-цилиндрическое шиферное пряслице с относительно широким (10 мм) внутренним отверстием. Начало распространения на роменских территориях этой категории предметов А.В. Григорьев относит к последней четверти X – первой половине XI вв. [10. С.47], т.е. ко времени возведения первых гочевских курганов.        

Во II группе (очелья и головные венчики) присутствуют спиральные (8 в 2 погребениях), семилучевые (4 в 2 погребениях) и проволочные кольцеобразные (87 в 19 погребениях: 76 браслетообразных в 16 погребениях, 8 перстневидных в 5 погребениях, размер 3 в 1 погребении не установлен) височные кольца. Среди последних 40 экземпляров в 10 погребениях обнаружены на груди, 1 найдено на поверхности кургана, 1 – у ступни, 1 – у левой руки и 44 в 12 погребениях – у черепа. Более дробная локализация местоположения колец у черепа затруднена, но как и раньше, часть их могла использоваться в качестве серег (например, курганы XXXVII (Рис.3), XXXVIII, CCLX, №35 и др.). Как и в предыдущей группе, комплексы с браслетообразными височными кольцами на груди практически не пересекаются с комплексами, где височные кольца располагались на голове. Лишь однажды, в кургане XLIII (С 1909), находившееся у головы браслетообразное кольцо с тремя посеребренными бусами (вероятно, серьга – А.Ш.) сочеталось с четырьмя браслетообразными кольцами на груди.

Кроме колец, в состав погребального инвентаря II группы входят бусы (19 погребений – стеклянные зонные, лимоновидные пронизки, синие прозрачные биконические; «треугольные» коричневые с желтыми глазками; золото- и серебростеклянные рубчатые, цилиндрические, боченкообразные; сердоликовые круглые и бипирамидальные; аметистовые; «глиняные»), привески (монетовидные брактеаты немецких денариев X – XI вв. (8 в 1 погребении, определение Т.В. Равдиной), круглые (2 в 1 погребении), 1 ромбическая), бубенчики с крестообразными прорезями (6 в 3 погребениях: 5 в 2 погребениях на груди, 1 – у левой руки), перстни (19 в 14 погребениях), серебряные дротовые с расширяющимися концами браслеты (3 в 2 погребениях), «круглая пряжка под черепом» и железные ножи (8 в 8 погребениях). Необходимо отметить полное отсутствие гривен, «аксельбантов» и ожерелий с бубенчикообразными подвесками, уменьшение количества браслетов и сужение их ассортимента.  

Согласно Е.А. Шинакову, «венчик с загибом … появляется в дополнение к очелью где-то в середине XI в.» [8. Л.27]. При этом исследователь ссылается на то, что почти полная аналогия крестика «корсунского» типа из сопроводительного детского захоронения в кургане XXXVII (С 1909) была найдена в Новгороде «в ярусе середины XI в. (до 1058 г.)» [8. Л.26]. Однако, дату появления головных венчиков, можно немного удревнить, отнеся ее ко второй четверти XI в., т.к. согласно более точным данным А.Е. Мусина, этот крест был обнаружен «на Ильинском раскопе (31 – 137) в слое 30 – 40-х гг. XI в.» [18. С.152] (Рис.5). Любопытно отсутствие в комплексах II группы стеклянных ближневосточных бус, что также помогает отнести время их появления ко второй четверти XI в.

О более поздней дате существования II группы могут свидетельствовать и интересные закономерности в размещении спиральных и семилучевых височных колец. В одном случае 6 спиральных колец были повешены (курган XLII) прямо на венчик, в другом (курган CXIII) два кольца располагались у девочки около ушей. Три семилопастных кольца в кургане CCLX (С 1909) были обнаружены на груди покойной, и лишь в кургане №59 (Р 1912) такое же кольцо расчистили под бревнами погребального костра слева от черепа. Т.е. в трех из четырех случаев спиралевидные и лучевые височные кольца размещались с явным нарушением устоявшихся традиций (надеты на венчик) или на несвойственных им местах (в ушах или на груди), что может свидетельствовать о процессе размывания жестких норм их ношения и постепенном отказе от их употребления.   

В группе III спиралевидные и лучевые височные кольца полностью отсутствуют. 59 проволочных кольцеобразных (29 браслетообразных в 7 погребениях, 6 перстневидных в 1 погребении, размеры 24 в 4 погребениях не установлены) колец было найдено в 12 погребениях, из них 53 в 10 погребениях обнаружены у висков и только 6 в 2 погребениях на груди. В состав погребального инвентаря III группы входят также бусы (13 погребений – стеклянные зонные желтые, зеленые, синие, коричневые, лимоновидные пронизки; золото- и серебростеклянные цилиндрические и боченкообразные; сердоликовые «крупная миндалевидная гранчатая» и «продолговатая гранчатая»; «глиняные»), привески (бубенчикообразные, 4 лунницы и 1 крестообразная), бубенчики с крестообразными прорезями (4 в 1 погребении), 1 «аксельбант» с 6 бубенчиками, перстни (6 в 6 погребениях), браслеты (4 в 3 погребениях, дротовые с расширяющимися концами и пластинчатый неорнаментированный), железные ножи (4 в 3 погребениях), 2 пряслица, пуговица, костяной кистень и 2 гривны (тордированная железная и серебряная (?) с «расширяющимися концами и квадратными головками на концах»). Необходимо отметить факт возвращения в состав погребального инвентаря гривен, «аксельбантов» и ожерелий с бубенчикообразными подвесками.

Время существования III группы можно отнести ко второй половине XI – началу XII вв. по обнаруженной в кургане №60 (Р 1912) железной тордированной гривне, относящейся к поздней разновидности этого типа украшений. Согласно М.В. Фехнер, по совместным находкам с западноевропейскими монетами середины и второй половины XI в. и решетчатыми перстнями, такие гривны датируются концом XI или даже началом XII вв. [24. С.62 – 63]. Вторая гривна из кургана №57 (Г 1915) по описанию В.Н. Глазова представляет собой обруч с расширяющимися концами, украшенными квадратными головками. К сожалению, автор статьи не располагает изображением этой вещи, поэтому может лишь осторожно предположить, что в погребении была обнаружена дротовая двускатнопластинчатая гривна. По мнению М.В. Фехнер, время наибольшего распространения этих украшений относится к XII в., но в отдельных случаях эти гривны встречаются и в памятниках более раннего (конец XI в.) времени [24. С.64, 66].

Господствующим обрядом погребения для всех трех групп гочевских захоронений является трупоположение на горизонте, но анализ погребального обряда внутри каждой группы выявил ряд интересных деталей.

Из 16 захоронений I группы 15 погребений было совершено по обряду ингумации на горизонте и лишь одно – по обряду кремации. В пяти (30%) погребениях с трупоположениями присутствуют зола и угли. Возможно, таких захоронений было бы больше, если бы составители «Дневника» раскопок Д.Я. Самоквасова отмечали наличие золы и угля в погребениях совершенных по обряду ингумации. Взяв для анализа только материалы исследований П.С. Рыкова, В.С. Львовича и В.Н. Глазова мы получаем следующую картину. Из девяти захоронений зола и угли (кострища в насыпи или ими обсыпано тело покойной) обнаружены в пяти (55,5%). В двух случаях покойные лежали в гробах (деревянные крышки, в кургане №41 (Р 1912) крышка крепилась тремя гвоздями), в двух – на древесной подстилке, в одном – на материке. Из четырех оставшихся ингумаций, в кургане №1 (Р 1912) обернутый лубом костяк молодой женщины был захоронен в одной насыпи с частично кремированными телами взрослого мужчины и девочки.  

Единственная кремация I группы также достаточно любопытна, поскольку похороненная в кургане №58 (Р 1912) женщина была сожжена в деревянном гробу, о чем свидетельствует находка трех крупных железных гвоздей с плоскими квадратными шляпками у левого плеча, берцовой кости и у конца ноги [6. Л.108 – 109]. 

В 20 комплексах II группы содержится 15 ингумаций, но так как 12 захоронений обнаружены Д.Я. Самоквасовым, неизвестно в скольких из них  присутствовали зола и уголь. В кургане №54 (Р 1912) покрытое золой и углем тело лежало на древесной подстилке, в кургане №32 (Г 1915) голова женщины была положена в догорающий костер, отчего затылочная часть ее черепа слегка обгорела.

В группе появляются два погребения в могильных ямах (курган №35 – один из самых больших в могильнике, вокруг ровики, в насыпи следы двух костров, погребенная женщина лежит «под остатками березовых досок»). Возрастает количество кремаций (3 захоронения), причем остатки гробов в кострищах не зафиксированы.

В группе III также господствуют ингумации на горизонте (12), причем четко видна тенденция (без учета исследованных Д.Я. Самоквасовым трех захоронений) к уменьшению ингумаций с кострами или золой вокруг костяка. Из 8 погребений, только в кургане №100 (Г 1913) тело лежало на «тонкой золистой подстилке». Присутствует одна кремация и одно погребение в могильной яме.

Типы погребального обряда в захоронениях I, II и III групп

1 – кремация частичная или полная; 2 – ингумация на горизонте с кострами или золой около тела; 3 – ингумация на горизонте; 4 – ингумация в могильной яме

Исходя из вышесказанного, можно предположить, что деление комплексов с головными венчиками и очельями на три группы носит хронологический характер. Захоронения I группы, предположительно, были совершены в конце X – первой четверти XI вв., при Владимире Святославиче, но уже после крещения Руси, и в первые годы правления Ярослава Владимировича (до 1024 г.). Такую датировку подтверждают как некоторые категории предметов из погребений этой группы, так и погребальный обряд, свидетельствующий о распространении новых христианских традиций (ингумация, гробы) и приспособлении к ним старых языческих воззрений (присутствие в могилах золы и угля, богатый сопроводительный инвентарь, сожжение в гробу). 

Типичным для I группы является комплекс вещей из кургана LXXIII (С 1909). «На черепе – окисший серебряный налобник; на груди – 3 серебряных проволочных кольца, без спая, и ожерелье из бус: 28 стеклянных позолоченных, 19 стеклянных посеребренных, 1 глиняная с бородавчатыми выпуклостями, 6 стеклянных двойчаток с жемчужным блеском, 2 стеклянные двойчатки позолоченные, 18 стеклянных позолоченных формы чечевицы, 173 такой же формы с жемчужным блеском, 3 янтарные граненые. На правой руке – 2 серебряные кольца, одно проволочное без спая, другое плоское, узорчатое» [11. С.23 – 24] (Рис.7). Этот перечень можно дополнить дротовыми браслетами с расширяющимися концами, «усатыми» перстнями и бубенчиками на правой (в большинстве случаев) стороне груди. Возможно, комплексы с подобным набором предметов относятся к погребениям местных представительниц летописной «северы», хотя спиральные височные кольца встречены в этой группе лишь однажды, в кургане LXXXII (Рис.8).

Необходимо отметить, что среди погребений I группы достаточно высока доля захоронений  (37,5 %, 6 комплексов), принадлежащих представительницам отличных от гочевских северян этно-культурных образований. Три погребения (№1 и №106 Р 1912, №39 Г 1913) можно связать с женщинами из племенного союза радимичей. Они  выделяются характерными шейными гривнами и ожерельями, состоящими из зонных синих, зеленых и желтых стеклянных бус, в большинстве случаев чередующихся с бронзовыми бубенчикообразными привесками. Мелкие зонные бусы дополняются стеклянными синими белоромбическими, желтыми цилиндрическими, средними и крупными зонными синими (от одинарной до четверной) бусами (Рис.4). В одном из захоронений присутствовал «аксельбант», вероятно, так же появившийся в Гочево вместе с радимичами. Интересно отсутствие на гочевских «аксельбантах» подвесок-оберегов, обязательно сопутствующих «аксельбантам» из Кветуньского могильника.

В кургане №106 (Р 1912) вместе с радимической гривной было обнаружено 5 браслетообразных колец (у нижней челюсти), ожерелье из 55 золото- и серебростеклянных бус, бронзовый бубенчик (на правом плече), два браслета на руках и по «усатому» перстню на фалангах пальцев, а также  оловянная бляшка (у правой руки), орнаментированная медная пластинка (на правой берцовой кости) и плоский перстень (около левой берцовой кости). В насыпи и у головы погребенной расчистили кучки угля, золой и углями было обсыпано и тело лежащей на древесной подстилке женщины [6. Л.162 – 164].   Т.к. набор предметов сопровождавших похороненную в кургане пожилую женщину больше соответствует местному «северянскому» комплексу (за исключением гривны), можно осторожно предположить, что перед нами прекрасная иллюстрация растворения среди гочевских северян представителей пришлого населения.

В состав погребального инвентаря кургана №44 (Р 1912) входил бронзовый витой браслет с большими круглыми петлями, внутри которых конец одного дрота загибается крючком (Рис.6). Возможно, захороненная в кургане женщина была вятчанкой. Об этом может свидетельствовать форма браслета, характерная для потомков смоленских кривичей и вятичей, причем у последних этот тип был самым распространенным на протяжении XI – XIV вв. [15. С.223].   

В кургане LVI (С 1909) у головы погребенной была расчищена «семилопастная серебряная подвеска с чеканным рисунком» [11. Л.19 – 20] (Рис.8). Согласно Е.А. Шинакову, обнаруженное в этом захоронении семилопастное височное кольцо относится к 44 варианту V группы. Основная масса колец этой группы (55 экз. из 68) найдена в трех пунктах Северской земли – курганных некрополях Трубчевска (Кветунь) и Гочева и в древнерусском слое городища Ницахи. Остальные кольца группы V разбросаны по широкой территории от Новгорода до Крюковско-Кужновского могильника, в основном на вновь осваиваемых славянами в XI – начале XII вв. Северо-Восточных территориях [26. С.125].

По мнению Г.Ф. Соловьевой, семилучевые височные кольца «кветуньского» типа являлись украшением представительниц северянских племен, обитавших к северу от Псла (среднее течение Десны, верховья Оки и Сейма) и находящихся в тесном контакте с радимичами и вятичами [23. С.178]. О возможном культурном взаимопроникновении радимичей и верхнедеснинских северян, может свидетельствовать захоронение из кургана №39 (Г 1913), в состав погребального инвентаря которого входило очелье, 6 «семилопастных височных колец плохого серебра с узором», орнаментированная «волчьим зубом» серебряная гривна с расширяющимися концами и выпуклыми розетками на них, фибула «в виде прорезного кружочка» (Рис.10, Рис.1,3), ожерелье из «мелких синих и желтых бус, между которыми через 4 – 5 штук, нанизаны мелкие полые бубенчики», серебряный  браслет с расширяющимися концами и два кольца с тонкими спиральными концами [1. Л. 19]. Если не принимать в расчет пластинчатое очелье, вероятно, носившее характер статусной вещи, маркирующей высокое положение своей владелицы (см. ниже), весь облик погребального инвентаря носит смешанный характер. В нем, наряду с радимическими гривной и прорезной фибулой, присутствуют височные кольца «кветуньского» типа и типичное для обеих союзов ожерелье из мелких зонных бус с бронзовыми бубенчикообразными привесками.

Не совсем понятна этническая принадлежность женщины, захороненной в кургане №41. Под насыпью на обсыпанном золой грунте находился помещенный в гроб (остатки дерева и гвозди) женский скелет. Под черепом обнаружены фрагменты очелья и «большое височное кольцо», слева и справа от черепа – 10 височных колец, из них 4 вместе. У шеи и по всему костяку – 112 бус с инкрустацией (в коллекции 8 стеклянных желтых зонных, 1 стеклянная биконическая, 3 стеклянных желтых зонных с красным волнистым орнаментом, 1 стеклянная цилиндрическая темная). На ключице 5 височных колец, составляющих «как бы ожерелье». Слева от черепа – деревянный предмет с железным черенком. На груди витой серебряный перстень, у пальцев правой руки три височных кольца, на левом бедре – маленькая свернутая медная пластинка. Под черепом, на месте правой локтевой кости, левого бедра и пояса прослежены остатки серебряного позумента, возможно, «нашитого по краям одежды» [6. Л.85 – 86]. Любопытно присутствие в районе затылка «большого» височного кольца, вероятно, выполнявшего такую же функцию, как и кольца из погребения 3 кургана №1 (Р 1912).

Подавляющее большинство похороненных в вышеописанных курганах женщин (5 из 6) являются представительницами племен, обитавших в пределах распространения роменско-боршевской культуры и, очевидно, родственницами переселенных Владимиром Святославичем в 980-х гг. на юго-восточную границу Руси «лучших мужей». Интересно отметить, что только в этих погребениях присутствуют очелья, хотя в Гочево известны и другие богатые женские захоронения конца X – первой четверти XI вв. Факт нахождения очелий в захоронениях представительниц верхнедеснинских северян, радимичей и, возможно, вятичей, может свидетельствовать о включении переселенцев, принадлежавших к близкородственным по происхождению и культуре этническим образованиям, в родо-племенные структуры гочевских северян и признании за ними статуса, которым те обладали в местах своего прежнего обитания.

Необходимо отметить, что захороненные в курганах с комплексами I группы женщины были вполне обеспеченными людьми. Общий вес стандартного погребального набора серебряных украшений (очелье, несколько перстнеобразных височных колец, перстень, два браслета) достигал 80 граммов, из которых 40 % приходилось на медь и свинец, а 60 % (48 граммов) на серебро. Кроме ювелирных украшений в 13 погребениях I группы было также найдено 1055 бус (в трех захоронениях их количество неизвестно). По мнению Й. Херрмана, одна стеклянная бусина по стоимости соотносилась со шкуркой куницы или 3-х граммовым серебряным дирхемом [25. С.81]. Если эти расчеты верны, то цена среднего ожерелья I группы составляла 81 дирхем (243 грамма серебра), а общая стоимость погребального инвентаря достигала 291 грамма серебра. Согласно вычислениям С. Табачиньского, во второй половине X в. на это можно было приобрести 2 лошади (по 150 г), 6 волов (по 50 г) и 29 свиней (по 10 г), а в XI в. –  2 меча (по 125 г), 6 наконечников копий (по 50 г) и 290 ножей [25. С.81]. Таким образом, местная племенная знать не только составляла значительный количественный процент среди гочевской аристократии, но и была достаточно обеспеченной материально, вероятно, за счет участия в торговых операциях на этом участке южнорусской границы.

Для определения торговых партнеров населения древнерусского Гочева в конце X –XI вв. обратимся к обнаруженным в женских захоронениях бусам. Согласно Ю.Л. Щаповой, выдвинутая Р. Андреа идея об образцовой комбинации, использованная в полном своем виде, помогает различить способы и место, где были составлены наборы бус. Образцовая комбинация включает бусы, которые одномоментно оказались на рынке, она отражает и фиксирует набор предлагаемых бус. Изготовителя и потребителя таких комбинаций разделяют не более двух посредников. Сборная комбинация составлена на месте потребления бус, которые оказались в распоряжении «автора» ожерелья и датировать их нужно по младшей бусине. Смешанная, или основная, комбинация бус располагается в промежутке, более тяготея к той или другой [28. С.159 – 160].

Проанализировав состав обнаруженных Д.Я. Самоквасовым в Гочево ожерелий, В.В. Енуков пришел к заключению, что здесь на 56 ожерелий приходится 20 образцовых комбинаций, в подавляющем большинстве состоящих из византийских золото- и серебростеклянных бус (17 ожерелий), причем чаще всего речь идет о достаточно представительных в количественном отношении наборах (нередко 40 – 50 и более штук). Два образцовых ожерелья оказались составлены из ближневосточных стеклянных бус (курган LXIII) и одно, индийское по происхождению, из сердоликовых (курган XXXVIII). Основные комбинации присутствовали в 10 случаях, причем в 9 из них подавляющее большинство бус в ожерельях составляли византийские с металлической фольгой [12. С. 27].

Интересно отметить, что в 26 женских погребениях с ожерельями на синхронном Гочевскому Липинском курганном могильнике образцовые комбинации вообще отсутствуют, а к основным относятся только 6 ожерелий, из них в четырех ведущими являются ближневосточные лимонки, в одном – византийские золотостеклянные и еще в одном – индийские сердоликовые [12. С.27]. При этом, как и в Гочево, у женщин древнего Липина «самыми популярными бусами, хотя и не самыми многочисленными … были, несомненно, золотостеклянные (22 комплекта). Вероятно, они ценились весьма дорого, т.к. в подавляющем большинстве ожерелий их содержалось менее 10, часто 1 – 4 . Кроме того, в ряде случаев были встречены бусы византийского производства, но других типов» [12. С.25 ].  

По мнению Ю.Л. Щаповой, на территорию Древней Руси золотостеклянные бусы поступали двумя путями. Первый шел через Польшу в землю дреговичей, повторяя  маршрут движения римских бус из Причерноморья в польское Поморье в первой половине I тыс.н.э. Второй – из Византии до Булгара, откуда они попадали к мери и кривичам и при посредстве последних распространялись далее, в области расселения словен новгородских и радимичей [28. С.163, 164].

Интересно отметить, что на синхронных Гочево средневолжских памятниках практически отсутствуют золотостеклянные и синие белоромбические бусы, а основу византийского импорта в этот регион составляют стеклянные «треугольные», непрозрачные с декором из одно- или двухцветных глазков, глазков с ресничками, рисунком «птичье перо», цилиндрические прозрачные желтые и зеленые бугристые или ягодовидные бусы (I Измерское селище), а также зонные элипсоидные, битрапецоидные и бочонковидные бусы из непрозрачного стекла желтого, коричневого, печеночно-красного, зеленого, серого и черного цвета без декора или с накладным декором в виде точек, глазков и линий (Билярское городище) [9. С.57 – 58]. Таким образом, проходивший через Булгар поток золотостеклянных бус фактически не затронул обитателей Волжской Болгарии, что, вероятно, объясняется религиозными воззрениями мусульманского населения этого региона.

По мнению В.В. Енукова, находки большого количества образцовых комбинаций в Гочево, являвшегося первым перевалочным пунктом в пределах Руси на караванном пути Булгар – Киев, доказывают, что в Посемье на протяжении XI – начала XII вв. бусы (по крайней мере их подавляющее большинство) попадали именно этим сухопутным трактом из Булгара [12. С.29]. Однако, можно предположить и другой путь поступления к обитавшим на Верхнем Псле северянам золотостеклянных ожерелий – напрямую от византийских купцов или при посредничестве населяющих южнорусские степи кочевых племен. О том, что такая практика существовала в X в. сообщает Константин Багрянородный «…народ из тех же самых пачинакитов [печенегов – А.Ш.] находится рядом с областью Херсона. Они и торгуют с херсонитами, и исполняют поручения как их … и в Росии, и в Хазарии, и в Зихии, и во всех тамошних краях, получая, разумеется, от херсонитов заранее согласованную плату за эту самую услугу … как-то: влаттии, прандии, харерии, пояса, перец, алые кожи парфянские и другие предметы, требуемые ими, как о том каждый херсонит сумеет договориться с любым из пачинакитов при соглашении или уступит его настояниям» [14]. Основными товарами, которые поставляли печенеги херсонитам, были шкуры и воск.

После того, как печенеги были выбиты из южнорусских степей, их место в качестве торговых посредников могли занять другие кочевники, например, торки и половцы. 

Предположительно, существование комплексов II группы совпадает со временем правления на Днепровском Левобережье Мстислава Владимировича (1024 – 1036 гг.). Как известно, северяне выступили в разгоревшемся между Ярославом и Мстиславом конфликте на стороне последнего, а присутствие их ополчения на поле боя у Листвена в 1024 г. сыграло решающую роль, дав возможность Мстиславу разгромить по частям войско своего брата и одержать блестящую победу. Конфликт между сыновьями Владимира I закончился подписанием Городцовского мира (1026 г.) и разделом княжества по Днепру, после чего «затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране».

Судя по всему, правление Мстислава принесло состояние «тишины» и подвластным ему гочевским северянам. В комплексах II группы полностью исчезают иноэтничные компоненты. Исключение составляют лишь два захоронения с височными кольцами «кветуньского» типа, возможно, свидетельствующие о том, что переселенные в конце X в. из северных регионов Северянской земли люди продолжали использовать привезенные с родины украшения. В это же время в погребальном инвентаре Гочевского некрополя появляется головной венчик с пластинчатым назатыльником, повысивший удельный вес серебряных украшений в среднем на 36 граммов.

Среди кольцеобразных височных колец отмечается тенденция к сохранению процентного соотношения комплексов с височными кольцами у головы и на груди (44 и 40), а вот статус спиральных и семилучевых колец «кветуньского» типа претерпевает очевидные изменения. Эти кольца продолжают носиться, но их местоположение уже, вероятно, не подвергается жесткой регламентации, что может свидетельствовать о постепенном отказе от их употребления. В ожерельях полностью господствует «гочевский» комплекс из золото- и серебростеклянных бус разных типов, дополненных стеклянными синими прозрачными биконическими, «треугольными» коричневыми с желтыми глазками, зонными, зелеными ребристыми, каменными аметистовыми и сердоликовыми (круглыми, призматическими и бипирамидальными) бусами (Рис.9). Показательно отсутствие стеклянных бус ближневосточного происхождения, полностью замещенных византийским и среднеазиатским импортом и ожерелий из зонных бус с бубенчикообразными привесками, возможно, собиравшихся в Киеве.

При анализе погребального обряда захоронений II группы заметно возвращение части северянской знати к языческим верованиям предков. Три захоронения из 20 (6,6 %) совершены по обряду кремации на месте, а в кургане №32 (Г 1915) умершая была положена головой в догорающий костер, отчего затылочная часть ее черепа слегка обгорела. Вероятно, этот языческий «ренессанс» был связан с получением северянами более широкой автономии, и как следствие, ослаблением контроля за исполнением ими христианских обрядов. Впрочем, отказа от новой религии также не произошло. Об этом свидетельствуют два погребения в могильных ямах (правда, над одним из них родственники развели несколько костров и соорудили очень большой курган), а также присутствие в составе погребального инвентаря основного и сопроводительного захоронений кургана XXXVII (С 1909) креста и монетовидных брактеатов с христианской символикой (Рис. 5). 

После смерти Мстислава Владимировича (1036 г.) Днепровское Левобережье вновь возвращается под власть Ярослава Мудрого, разделившем его перед своей кончиной (1054 г.) между двумя сыновьям – Святославом Черниговским и Всеволодом Переяславльским. Именно к этому периоду (1040-е гг. – начало XII в.) относятся комплексы III группы (Рис.10). Для них характерно исчезновение очелий и новое появление ожерелий из мелких зонных желтых, зеленых и коричневых бус с бубенчикообразными подвесками, «аксельбантов» и гривен. Гривны могут помочь с определением регионов, откуда перемещались в Гочево новые партии переселенцев. Согласно М.В. Фехнер, область концентрации находок двускатных гривен с квадратными бляхами сосредоточена в окрестностях Москвы и Звенигорода, а поздние железные тордированные гривны обнаружены в Вологодской и Ленинградской областях и под Москвой [24. С.63, 66]. Кроме железной гривны, о северном происхождении погребенных в кургане №60 (Р 1912) может свидетельствовать крупная янтарная привеска в виде параллепипеда с просверленным отверстием, найденная на правом плече похороненного рядом с женщиной ребенка.

В III группе присутствуют только браслетообразные и перстневидные височные кольца. Большая часть этих украшений (53 в 10 погребениях из 59 в 12 погребениях) четко локализуется исследователями в области висков. Спиральные височные кольца продолжают существовать, хотя полностью исчезают из погребального инвентаря III группы. Превратившись в принадлежность детского костюма, они доживают в Гочево до конца XI в., о чем свидетельствуют два захоронения девочек из курганов XCVII и CXXIII (С 1909) в которых височные спиральные кольца соседствуют с железными тордированными гривнами.

Погребальный обряд комплексов III группы также весьма показателен. Господствует ингумация на горизонте (12 погребений), причем четко видна тенденция к отмиранию традиции жечь костры и обсыпать тело умершего золой. Только в кургане №100 (Г 1913) тело лежало на «тонкой золистой подстилке», а в кургане №7 (Г 1913) погребенную кремировали. Впрочем, в последнем случае погребальный инвентарь (ожерелье с бубенчикообразными привесками и «аксельбант») может свидетельствовать о принадлежности его обладательницы к радимичскому племенному союзу. Одно захоронение этой группы (курган №101 Г 1913) было совершено в могильной яме

Верхняя дата бытования комплексов III группы совпадает с исчезновением курганного обряда захоронения в первой половине – середине XII в. Именно тогда в Гочево окончательно исчезают все археологически уловимые локальные этно-культурные признаки, а материальная культура его обитателей становится полностью идентична древнерусской. Однако какие-то местные особенности, вероятно, сохранялись и позднее, т.к. вплоть до Нового времени земли от Брянска до Чернигова назывались Северщиной, а обитавшие по берегам Десны и Сейма люди – «севрюками». 

Список сокращений

Г 1913 – Глазов 1913 г.

Г 1915 – Глазов 1915 г.

ГИМ – Государственный исторический музей (Москва)

ГЭ – Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)

КГОМА – Курский государственный областной музей археологии

Л 1913 – Львович 1913

НА КГОМА – Научный архив КГОМА

Р 1912 – Рыков 1912

СА – Советская археология

ИИМК – Институт истории материальной культуры (Санкт-Петербург)

Примечания

[1] Согласно В.В. Енукову, западная граница «Посемья» шла от городища Лещиновки до Рыльска, затем поднималась по Свапе и от устья Усожи поворачивала на юго-восток, где через устье Сновы (правый приток Тускари) опускалась до среднего течения Рати (правый приток Сейма), после чего круто поворачивала на юго-запад и выходя на Псел (Картамышевское городище), заканчивалась в районе современных Сум (Енуков В.В. Посемье и семичи (По данным письменных, археологических и нумизматических источников) // Очерки феодальной России. Вып.6. М., 2002. С.9)

[2] Д.Я. Самоквасов (1909 г.) 278 курганов 280 захоронений; П.С. Рыков (1912 г.) 109 курганов, 114 захоронений; В.С. Львович (1913 г.) 35 курганов 35 захоронений; В.Н. Глазов (1913 и 1915 гг.) 206 курганов 207 захоронений; Г.Ю. Стародубцев (с 1994 по 2002 гг.) 23 кургана 24 захоронения. В указанное количество не входят захоронения, обнаруженные вне пределов курганного могильника.

[3] Автор приносит благодарность Г.Ю. Стародубцеву за предоставленные в его распоряжение материалы исследований П.С. Рыкова, В.С. Львовича, В.Н. Глазова и О.А. Щегловой за помощь при работе над печатными изданиями.

[4] Д.Я. Самоквасов (1909 г.) – 60; П.С. Рыков (1912 г.) – 40; В.С. Львович (1913 г.) – 8; В.Н. Глазов (1913 г.) – 31; В.Н. Глазов (1915 г.) – 21; Г.Ю. Стародубцев (1994 – 2002 гг.) – 8.

[5] Находка, аналогичная липинской, была сделана В.В. Хвойко у с.Броварки Полтавской губ. В одном из курганов исследователь обнаружил на верхней части черепа остатки распавшегося на куски серебряного очелья, на котором «кое-где сохранились куски красной кожи в виде подкладки».

[6] Диаметр браслетообразных от 2,5 см, диаметр перстневидных – до 2,5 см

Литература

1.    Глазов В.Н., 1913. Отчет о раскопках Гочевского могильника в 1913 г. // Рукописный архив ИИМК. Ф.1. Д.123 за 1913 г.

2.    Глазов В.Н., 1915. Отчет о раскопках Гочевского могильника в 1915 г. // Рукописный архив ИИМК. Ф.1. Д.93 за 1915 г.

3.    Засурцев П.И., 1949а. Липинские курганы // НА КГОМА VI-20/3

4.    Засурцев П.И., 1949б. Опись находок. Липинские курганы. 1949 г. // НА КГОМА. VI-23

5.    Львович В.С., 1913 г. Дневник раскопок Гочевского могильника в 1913 г. // Рукописный архив ИИМК. Ф.1. Д.330 за 1913 г.

6.    Рыков П.С., 1912. Дневник раскопок курганного могильника близ Городища с.Гочева Обоянского уезда Курской губернии, произведенных на средства Императорской археологической комиссии в июне – июле 1912 г. // Рукописный архив ИИМК. Ф.1. Д.116 за 1912 г.

7.    Стародубцев Г.Ю., 2000. Отчет об охранных раскопках Курского областного музея археологии в Беловском и Льговском районах Курской области в 2000 г. // НА КГОМА. I–121

8.    Шинаков Е.А., 1980а. Население междуречья Десны и Ворсклы в конце X – первой половине XIII века // Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. На правах рукописи. М. НА КГОМА

9.    Валиулина С.И., 2000. Стеклянные бусы как источник по международным связям волжских булгар в VIII – начале XIII вв. // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. Спб.

10.    Григорьев А.В., 2000. Северская земля в VIII – начале XI века по археологическим данным. Тула

11.    Дневник раскопок в окрестностях с.Гочева, Обоянского уезда, Курской губернии, произведенных проф. Д.Я. Самоквасовым в августе 1909 г. 1915. М.

12.    Енуков В.В., Щавелев С.П., 1996. Основные направления торговых связей Курской земли в X – XIII вв. // Торговля курского края с древнейших времен до начала XX века. Курск.

13.    Енуков В.В., 2002. Посемье и семичи (по данным письменных, археологических и нумизматических источников) // Очерки феодальной России. Вып. 6. М.

14.    Константин Багрянородный. Об управлении империей // http://www.hrono.ru

15.    Левашева В.П., 1967. Браслеты // Очерки по истории русской деревни X – XIII вв. Труды ГИМа. Вып.43. М.

16.    Левашева В.П., 1968. Венчики женского головного убора из курганов X – XII вв. // Славяне и Русь. М.

17.    Моця А.П., Халиков А.Х., 1997. Булгар – Киев. Пути–связи–судьбы. Киев.

18.    Мусин А.Е., 2002. Христианизация Новгородской земли в IX – XIV веках. Погребальный обряд и христианские древности. Спб., 2002.

19.    Падин В.А., 1976. Кветунский древнерусский могильник // СА №1

20.    Равдина Т.В., 1979. Погребения с древнерусскими сребренниками // СА №3

21.    Седова М.В., 1997. Украшения из меди и сплавов // Древняя Русь. Быт и культура. Археология. М.

22.    Стародубцев Г.Ю., 2003. Анализ украшений из цветных металлов Гочевского курганного могильника (по материалам исследований 1994 – 1998 гг.) // Куликово поле. Исторический ландшафт. Природа. Археология. История. В двух томах. Т. I. Природа. Археология. Музейное дело. Тула.

23.    Соловьева Г.Ф., 1978. Семилучевые височные кольца // Древняя Русь и славяне. М.

24.    Фехнер М.В., 1967. Шейные гривны // Очерки по истории русской деревни X – XIII вв. Труды ГИМа. Вып.43. М.

25.    Херрман Й., 1986. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона // Славяне и скандинавы. М.

26.    Шинаков Е.А., 1980б. Классификация и культурная атрибутация лучевых височных колец // СА. №3

27.    Щапова Ю.Л., 1972. Стекло Киевской Руси. М.

28.    Щапова Ю.Л., 1991. Византия и Восточная Европа. Направление и характер связей в IX – XII вв. (по находкам из стекла) // Византия. Средиземноморье. Славянский мир. М.

29. Щапова Ю.Л., 1997. Украшения из стекла // Древняя Русь. Быт и культура. Археология. М.

Web design - ©  Волобуев С.С. (Сигурд Хёдинсон), 2006г.